Миллениум

изнемогая, в гостинице трахал...

Слушал я

молча... а в Сан-Себастьяне

в эти минуты французский матрос,

голубоглазый,

весёлый и пьяный,

лапал мальчишку, целуя взасос...

«Пидор!» –

кричали... и в эти минуты

парню Серёже где-то икалось, –

смачно

его обсуждали, как будто

в нём было дело... Вьюга металась

под

Петербургом... а в Кисангани

в это же – в это же самое! – время

трахались в зад

африканские парни...

трахались парни южнее Тюмени...

дёргалось тело

смазливого юнги...

жарко сопели два голых кадета...

я – в это время! –

под Санкт-Петербургом

весело думал, дымя сигаретой,