Жестокие игры (часть VIII)

- Раздевайся! - приказал я, кивнув Ларисе. Она включила одну видеокамеру и направила ее объектив на стоявшую с опущенной головой девушку. Вторая была заранее поставлена так, чтобы в поле ее зрения попадала только дыба.

Тиффани стала послушно раздеваться. Процесс занял много времне больше минуты, потому что одето на ней было не так уж много. Платье скользнуло вниз и бесформенной массой упало к ее шикарным длинным и стройным ногам. Пальцы уверенным, но скованным движением скользнули за спину, нащупывая застежку лифчика. Тело профессиональной исполнительницы стриптиза привычно отозвалось на привычное движение, начав слегка покачиваться в такт доносившейся из гостиной музыке. Бретельки шикарного белого лифчика эффектно спустились вниз по плечам, задержавшись на локтях, и тут же слетели вниз вместе с двумя поддерживающими грудь чашечками. Все произошло довольно быстро, но это можно было объяснить - сейчас все сознание Тиффани было заполнено ожиданием неотвратимой боли, и ей было не до танцев.

- Трусики долой, - велел я.

Тиффани завела пальцы за тонкие белые трусики, прекрасно обрисовывавшие ее в меру полные упругие светло-кофейные ягодицы, и потянула полупрозрачную ткань вниз. Полные бедра помешали сделать это быстро, и пару раз Тиффани очень эффектно извернулась, помогая себе винтообразными движениями своего роскошного тела. Несмотря на то, что всего час назад мы с Ларисой дважды занимались любовью, я снова почувствовал приятное оживление визу живота.

Отбросив в сторону одежду Тиффани, я и Лариса подвели ее к наклонной подвижной плоской доске и уложили ее. Мягко щелкнул стальной ошейник, фиксируя ее голову. Преодолевая сопротивление рук, мы развели их по обе стороны и тоже защелкнули в стальных зажимах. Теперь тело Тиффани повторяло форму креста. Приказав ей раздвинуть свои прелестные дрожащие ножки, мы зафиксировали и их. Теперь все было готово к началу нашего так неожиданно свалившегося нам на голову развлечения. Лариса внесла в подготовленную мизансцену два заключительных штриха, перенацелив одну видеокамеру на испуганное личико Тиффани и подложив под ее пышные ягодицы большую подушку, тем самым заставив их еще больше оттопыриться вверх.

- Ну, кто первый? - спросила Лариса, заводя сама себя и всех присутствующих, поскольку все роли были распределены заранее.

- Думаю, что сначала разминайся ты, - ответил я, - потом мы дадим слово Китти, ну а заключительную часть наказания должен проводить самый сильный, то есть я.

При этих словах Тиффани содрогнулась всем телом.

- К тому же мне выпало самое меньшее количество ударов, - с чувством глубокого сожаления добавил я.

Лариса, покачивая бедрами, подошла к сжавшейся в ожидании начала жестокого наказания Тиффани и нежно коснулась рукой ее нежной кожи, провела выше, от бедра к маняще приподнятым ягодицам и еще выше, наслаждаясь плавными изгибами ее тела и бархатистостью кожи. Потом она, отняв руку, нетерпеливо щелкнула пальцами, и Китти поспешно протянула ей первое орудие, прикосновения которого должна была сполна ощутить сегодня прелестная попка Тиффани - широкая плоская доска. Она несколько раз приложила ее к ягодицам девушки, примериваясь, как и под каким углом припечатать ее к этим очаровательным овалам. Тиффани каждый раз легонько вздрагивала и нервно сжимала кулачки. Наконец, хорошенько рахмахнувшись, Лариса под прямым углом с силой припечатала доску точно поперек содрогнувшейся прелестной нежной попки девушки. По комнате разнесся звонкий хлопок. Тиффани коротко взвизгнула на вдохе и тут же умолкла, отчаянно завиляв талией, насколько ей позволяли это сделать пять цепко державших ее зажимов. Лариса тем временем, почти не целясь, вновь с размаху опустила доску на ягодицы Тиффани. На этот раз девушка громко вскрикнула и рванулась всем телом.

- На твоем месте я бы поберегла дыхание, - посоветовала Лариса. - Это ведь только разогрев.

Третим ударом она поразила левую половинку попки Тиффани, но юная мулаточка вняла ее совету и удержалась от крика. Впрочем, удары пока шли не слишком сильные: Лариса только подготавливала почву для дальнейших орудий. Обе половинки получили еще несколько ударов средней силы, и Тиффаниперенесла все их без стонов. О ее страданиях можно было судить лишь по подергиваниям рук и крупным каплям пота, вытекавшим из втянутой ложбинки между двумя прелестными овалами ее попочки.

Очередной удар снова лег поперек обоих половинок, и был гораздо сильнее всех предыдущих. Тиффани отчаянно закричала и снова задергалась в безжалостной стальной хватке нашей дыбы. Следующий приласкал ее роскошные бедра, вызвав судорожные сокращения икроножных мышц и новую серию воплей. Оставалось еще два удара. Лариса снова помучала Тиффани, несколько раз прикладывая доску к ее попке и бедрам, после чего нанесла один быстрый удар чуть выше колен, а второй - чуть ниже талии. Одна девятая часть наказания Тиффани была позади.

Покраснение и распухание, неизбежные спутники шестнадцати не очень слабых ударов плоской деревянной доской, были почти незаметны на кофейной коже Тиффани, и она выглядела так же красиво и сексуально. Мой член уже давно был на свободе, но обе вошедшие в ранг палачей женщины не обращали на меня ни малейшего внимания, наслаждаясь беспомощностью своей жертвы.

Лариса взяла второе выбранное ею орудие - узкий кожаный ремень длиной сантиметров шестьдесят. Он был сделан из нескольких полосок кожи, переплетенных между собой, что усиливало его и без того мучительный удар. Вделанные в них кусочки проволоки делали его поистину дьявольским изобретением. Тиффани должна была получить этим ремнем три удара. Лариса пронесла его перед расширенными глазами Тиффани, чтобы она как следует рассмотрела, что ее ждет, после чего встала сбоку и чуть сзади и несколько раз щелкнула им в воздухе. Попка Тиффани каждый раз конвульсивно сжималась, словно она уже почувствовала на ней его рассекающее прикосновение. Наконец Лариса отвела руку назад и смачно вытянула Тиффани поперек ягодиц с оттяжкой в сторону нежной кожи верхней части бедер. Почти сразу за его оглушительным свистом последовал первый по-настоящему громкий крик. В нем смешались боль, страх и безысходность. Через всю попку Тиффани быстро разгорался длинный темный след жестокого удара. Лариса же, подождав, когда закончится непроизвольное дергание нижней части тела, снова с размаху опустила страшный ремень на содрогнувшиеся ягодицы девушки. Второй след пролег немного выше первого, а кончик ремня на излете впился в правый бок, разорвав нежную кожу. Тиффани снова истошно завопила, ее кулачки на мгновение разжались, показав так хорошо знакомые мне следы от ногтей на ее ладошках, похожие на маленькие полумесяцы. На этот раз Лариса не стала дожидаться окончания стенаний Тиффани и нанесла ей третий удар, выбрав нижнюю часть ягодиц. Плоть мягко колыхнулась, а от криков у меня даже заложило уши. Тиффани очень страдала, и в криках выплескивалась наружу вся ее боль и отчаяние.

Ларисе оставалось дать ей еще два удара пряжкой. Мы нечасто практиковали такой крайний вид порки, поэтому укороченный ремень с большой стальной пряжкой появлялся на свет лишь в особо торжественных случаях, и то, почти всегда им пользовался я. Тем не менее Лариса взяла его в руки довольно уверенно. Тиффани она его показывать не стала, возможно, не желая, чтобы у нее раньше времени началась истерика, возможно, по каким-то иным причинам. Прелестной мулаточке оставалось только тупо смотреть расширенными глазами в стену прямо перед собой и прислушиваться к звукам около своей многострадальной попочки.

Теперь Лариса встала не сбоку, а позади Тиффани, так что первый удар лег на ее оттопыренную попку почти под прямым углом. Увесистая стальная пряжка впилась в нежную кожу ее правой половинки точно по центру со звуком, напоминающим удар боксерской перчатки по торсу соперника, оставив на нежной коже затейливый узор. Тиффани взвыла так, что у меня заболели уши, и разразилась жутким воем. Лариса же невозмутимо сместилась чуть влево и повторила удар снова, на этот раз поразив вторую половинку. Теперь на обеих половинках прелестной попки зашедшейся в крике девушки медленно разгорались две багровые отметины. Кое-где по их краям лопнула кожа, и из образовавшихся трещинок сочились, постепенно набухая, капельки крови. Кровь стекала и по ее правому боку, задетому длинным размашистым ударом ремня.

Следующей в очереди была Китти. Глаза ее пылали недобрым огнем, когда она взяла в руки жуткую плетку-девятихвостку и подошла к беспомощной Тиффани. С улыбкой она выслушала сбивчивые просьбы о пощаде, которые Тиффани едва произнесла из-за одолеваюших ее судорожных всхлипываний. Улыбка не исчезла с ее лица и в момент нанесения первого из трех ударов, который был страшен. Отведя руку на максимально возможное расстояние вбок и назад, Китти обрушила на беззащитную и уже заметно припухшую попочку Тиффани сильнейший удар. Все девять тонких кожаных ремешков с сочным звуком хищно впились в нежную плоть. Мягкая часть ягодиц колыхнулась, как желе, и в какой-то момент мне показалось, что сейчас она оторвется. Тело Тиффани вытянулось в струнку, она широко открыла ротик, но не издала ни звука, парализованная немыслимой болью. Через всю ее попку пролегли новые глубокие раны, быстро наливающиеся красным. Не давая времени своей жертве опомниться, Китти с не меньшей силой хлестнула ее снова. На этот раз девять безжалостных ремешков с отвратительным чавканьем впились в ее обнаженную спинку немного ниже лопаток, оставив на нежной коже длинные извивающиеся следы. Шея Тиффани судорожно дернулась, а неожиданно разжавшиеся пальцы стали дрожать мелкой безостановочной дрожью. Из ее горла вырвался только нечленораздельный хрип, глаза вышли из орбит. Она испытывала дикую боль на пределе человеческих возможностей. Китти же определенно не собиралась ее щадить, и третий последний удар плеткой опоясал ее тонкую талию кровавым поясом, сотканным из девяти тонких, местами переплетающихся, полос. Кончики ремешков, закрученные в виде твердых кожаных шариков, причиняли Тиффани ненамного меньшую боль, чем стальные наконечники, обычно применяющиеся на подобного рода инструментах, зато намного снижали вероятность травматизма.

Ларисе пришлось отобрать у Китти плетку, потому что та, увлекшись, уже собиралась нанести Тиффани четвертый удар. Наказываемая постепенно приходила в себя, но разгорающаяся жгучая боль от жестоких ударов пряжкой и плеткой заставляла ее выть нечеловеческим голосом. Китти же тем временем раскручивала телевизионный кабель. В длину он был метров пять, и она, размотав его полностью, свернула для удобства вчетверо. Таким образом, теперь его "рабочая поверхность" состояла из четырех проводов, каждый примерно толщиной с мой палец. Проявив жестокую смекалку и изобретательность, Китти взяла кабель за самый конец, тем самым увеличив его размах и соответственно - силу удара и снова заняла место позади тихо всхлипывающей Тиффани. Несколько раз взмахнув свернутым проводом, словно ковбой, собирающийся набросить лассо на строптивого жеребца, она с силой хлестнула Тиффани по бедрам. Вернее, только попыталась это сделать. Одно из окончаний провода выскользнуло из ее руки, и все сплетение тут же разрушилось, так и не достигнув тела жертвы. Китти тут же потянула провод назад и снова начала сматывать его.

- Этот удар не засчитывается, так ведь? - с надеждой спросила она меня.

- Засчитывается, - отозвался я. - У Тиффани тоже есть права. Она не виновата в том, что ты промахнулась.

Китти что-то пробормотала себе под нос и вновь отвела руку назад. На этот раз удар получился, толстый кабель звучно лег поперек весьма увеличившихся и потемневших ягодиц Тиффани, она, разумеется, взвыла, но уже без прежней муки в голосе, из чего я сделал вывод, что кричит она скорее от страха, чем от боли. Кабель имел только большие размеры и устрашающий вид, а боль от его удара, даже нанесенного с расстояния болееполутора метров, была невелика. Китти еще не научилась различать такие нюансы, и с нескрываемой радостью нанесла Тиффани оставшиеся два удара, метя по ее роскошным и еще относительно нетронутым бедрам.

Настала очередь толстого березового прута, по совету Ларисы все это время размокавшего в цветочной вазе. Китти нежно коснулась им исхлестанной попочки Тиффани, провела вдоль линии позвоночника, погладила им лопатки, плечи и даже шею девушки. Мулаточка испуганно втянула голову в плечи и попыталась сжать ноги, насколько ей это позволяли стальные зажимы. Китти привели в восторг эти наивные попытки спастись. Резко отняв прут от ее тела, она несколько раз со свистом рассекла воздух, примеряя его к своей руке, а затем уже без малейшего промедления нанесла сильнейший рассекающий удар через нижнюю часть прелестной попки Тиффани. Результат превзошел все ожидания. Девушка взвыла на полную мощь голосовых связок и рванулась вверх, так что вся дыба затряслась. Китти тут же, не давая ей опомниться, с разворота хлестнула ее снова. На этот раз прут поразил еще более уязвимую верхнюю часть бедер, от чего Тиффани разразилась отчаянными криками и мольбами остановиться. Китти только злорадно улыбнулась, и третий удар лег точно по центру попки. Руки Тиффани конвульсивно сжимались, она уже не умоляла о пощаде, а просто кричала на одной высокой вибрирующей ноте, прерываясь лишь для того, чтобы набрать воздух. Жестокие свистящие удары впивались в ее нежную распухшую кожу один за другим, поражая не только ягодицы, но и спинку и бедра. Но продолжалось это не более минуты, потому что Китти быстро исчерпала свой лимит из двенадцати ударов. Она разошлась не на шутку, и Ларисе снова пришлось отобрать у нее прут, уже занесенный для следующего удара.

Тиффани вырывалась из безжалостных стальных оков так, словно от этого зависела ее жизнь, не переставая вопить и плакать навзрыд. Прямо на глазах ее попка покрывалась новыми быстро вспухающими рубцами, одно лишь прикосновение к которым вызывало невыносимую боль. Китти постаралась на совесть, и я почувствовал, что продолжать наказание будет слишком даже для практикующихся в моем доме развлечений. Поэтому я великодушно простил Тиффани ее проступок и снял с нее оставшуюся треть наказания, которую должен был выполнить собственноручно. Но она продолжала выть, подобно раненому животному, и я не был уверен, что Тиффани слышит меня. Давая возможность прийти ей в себя, я оставил ее наедине с Ларисой, а сам увлек сияющую Китти в коридор, где поделился с ней мыслью, которая только что пришла мне в голову.

- Ты слишком сильно наказала Тиффани, радость моя, - сказал я, внимательно глядя в ее глаза и наблюдая, как радость последовательно вытесняется сначала изумлением, потом - недоумением, которое, в свою очередь, уступает место страху. - поэтому я переношу ту часть наказания, которой я должен был подвергнуть ее, на тебя.