- О! Чарли!

- Не боятся, я буду нежен, выдержи ещё момент и затем найдёшь, что боль кончается и сменяется великим наслаждением.

Какое-то время мы лежим неподвижно, пока я не почувствовал невольные внутренние стискивания, - истинные предшественники и безошибочные индикаторы возрастающих желаний. Тогда я медленно начинаю и продолжаю движение туда и обратно и вскоре вызываю такой избыток наслаждения в её восхитительной орбите, что ее движения становятся чуть ли не бешенными, и сама природа побуждает ее вторить мне с таким большим искусством, словно ей уже давно инструктируют в восхитительных движениях, будто рассчитанных на то, чтобы усилить чувственные восхищения от полного обладания.

Но Илайза оказывается редким примером действительно сладострастной и чувственной природы, и показывает себя таким образом, что далеко впереди Мэри; хотя и та имеет очень горячий темперамент, страсти Илайзы намного более легковозбудимый, и со временем она станет одной из самых чувственных еблиц, какие только возможны, предающихся всем самым диким восторгам, которые только может предложить эротическая натура. Но это в будущем; в данное же время я отделываю её до предельной степени возбуждённого желания; она целиком занята актом разрядки, и поскольку я отодвигаюсь для заключительного выпада, она в агонии наслаждения с усилием приподнимает свои ягодицы, и я, почувствовав это, как некий сигнал - или теперь или никогда, - и со одним мощным ударом достигаю цели, с непреодолимой силой прорываюсь через каждое препятствие и торю себе дорогу внутрь, пока не оказываюсь заключённым в ножны по самые свои стручки.

Бедная Илайза! В этот самый момент, полагая себя на седьмом небе удовольствия, она испытывает самую мучительную агонию: издаёт пронзительный крик и теряет сознание; её руки безжизненно спадают с моего тела,её ноги также падают, но продолжают обвиваться вокруг моих рук, их поддерживающих. Я возобновляю последовательные выпады, полностью и легко проникая во всю полость без исключения, и сам прихожу в возбуждённое состояние полного благоговения. И вне себя от радости замираю, посылая поток ароматной спермы, смягчая и облегчая боль в её ужасно изорванной манде. Находя, что Илайза продолжает находиться без сознания, я, встревожившись, слега приподнимаюсь и в испуге взираю на большое количество крови, которая появилась сразу же вслед за моим изъятием. На помощь приходит полотенце. Моя предусмотрительность не только спасла диван, но способствует тому, чтобы остановить кровотечение из её опухшей и кровоточащий манды, а также вытереть кровь с её бёдер и задницы. Всё это я произвожу прежде, чем дорогая девочка начинает выказывать хоть какие-то симптомы жизнедеятельности. Она сначала вздыхает, потом её тело сотрясает дрожь, наконец открывает глаза, смущенно смотрит на меня и спрашивает:

- Что со мной случилось, Чарли?

Вид, что она лежит голая, возвращает ей полное сознание обо всех обстоятельствах происшедшего.

- О! Чарли, теперь-то мне понятно; я, было, подумала, что ты убьёшь меня... Чарли, о! это было так ужасно больно! Как же ты мог так? А я-то думала, что это будет необычным небесным удовольствием, какое мне ещё не приходилось испытывать в жизни.

-Моя дорогая, это всё в прошлом и никакой боли больше не будет, а мы оба будем получать только одно удовольствие, но не сейчас; это снова причинило бы тебе значительную боль, так я думаю, поэтому нам пока лучше не попытаться.

Я помогаю ей подняться, но чувствовала она себя совсем разбитой, и у меня возникает большая трудность в том, чтобы уговорить её одеться. Она потрясена видом кровавого состояния полотенца.

- Помести - говорю я, - мой носовой платок между своими бедрами, а частью прикрой щель, дабы не допустить, чтобы твоя рубашка испачкалась пятнами крови.

Оставив её лежать на диване, я бегу за водой к садовому фонтану. Вместе со стаканом беру с собой и полотенце. Вода, с которой я возвращаюсь, здорово освежает Илайзу.

Я упрашиваю её как можно дольше неподвижно полежать. Однако, когда она пытается встать, чтобы пойти, ей очень мешает жгучая боль. Я ужасно боюсь, как бы это не было замечено во время возвращения домой, и потому предлагаю:

- Давай скажем, будто ты ненамеренно упала, когда в виде любого, и не можешь двинуться, ибо при падении повредила себе колено.

Уловка эта срабатывает на славу . Илайза свою роль исполняет превосходно. Едва мы, приблизившись к дому, оказываемся замеченными мисс Ивлин, моей матерью и Мэри, как она оступается, падает, распластавшись, и кричит. Они все выбегают, мы осторожно ставим её на ног и, поддерживая, ведём к дому, она жалуется на боль в колене и лодыжке. Моя мать настаивает на том, что она сразу же отправилась в постель и стала делать примочки и прикладывать горячие полотенца. Илайза позволяет им всё это сделать, раз им это нравится, но в конечном счете заставляет оставить её, чтобы спокойно отдохнуть. Это уменьшает болезненные ощущения, которым она подверглась.

На следующий день она жалуется на большую трудность при ходьбе и идёт, хромая, но думает, что горячие примочки предотвратили опухоль, таким образом счастливо скрывая от излишний наблюдений и подозрений о том, что же реально случилось.

Только на третий день после этого я предпринимаю попытку сделать вход. Конечно, сперва я возбуждаю её очень длинным по продолжительности гамаюшированием. После этого мне позволяет мне, правда со страхом и дрожью, ввести мой разрывающийся член в деликатные складки своего влога. Поскольку же я весьма нежен в своих движениях, и первые выпады делаю медленно и с наслаждением, боль едва чувствуется, и стоит лишь вложению в ножны быть завершённым, как вся похотливость её натуры пробуждается, и к тому времени, когда я уже готов потечь, она оказывается столь готовой вторить мне, и мы, в восхищённом экстазе наводнив друг друга, замираем.

Она крепко держит меня и не позволяет мне выйти.

- Нет, Чарли, столько хлопот стоило, чтобы вставить его! Оставим же его там, где он так приятно заглочен.

И сразу же, предвосхищая собственные естественные желания, начинает довольно изящно давить на меня, так что очень скоро для нас обоих наступает время для более активных мер.

Однако, я вскоре сдерживаю её (пыл):

- Нам неплохо бы замедлить свои движения. Это увеличит наши наслаждения, ибо очень уж быстрые повторения только изнурят тебя, не дав истинно экстатического удовольствия.

Поэтому я обучаю её удовольствию медленных движений, и не уступает мне дорог вплоть до расходного пункта. Дорогое маленькое существо цепляется за меня, довольно крепко и покоряюще обнимая, словно стремясь к полному слиянию наших двух тел, и замирает с таким небесным выражением экстаза и сладкого счастья исполненного желания на лице, что заставляет меня пожирать её поцелуями. В связи с этим у меня возникает большая трудность в том, чтобы излишне не поспешить за её примером; её восхитительные движения в момент течки и крепкие сдавливания моего дрекола настолько захватывающи, что сопротивление им я считаю настоящим триумфом контроля над собой. И не без успеха, тихо-тихо лежу, будто забальзамированный, мой дрекол восхитительно всосан её очаровательно маленьким влогом и ощущает самые восхитительные давления со стороны его изящных сгибов.

Я полностью предоставляю ей этим заниматься, раз ей это нравится, и лежу, потом снова начинаю столь дорогое восхитительное трение, которое должно еще раз заставить нас помчаться в бешенной скачке страсти, чтобы кончить как обычно в восхитительном экстазе финального кризиса. Эта последняя схватка оказывается двойной для моей сестры; она почти падает в обморок, придя в восторг от моего истечения в унисон с нею произведенного.

- Я чуть ли не умерла, - объявляет она. - Какой восхитительный экстаз! Его совершенно невозможно описать.

  • Страницы:
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4